Агентство Пинкертона [Сборник] - Лидия Гинзбург

Советская система была абсурдна во многих отношениях. Хотя в массовой культуре первой пятилетки преобладала пропаганда соцстроительства, тем не менее «Агентство Пинкертона» вышло в свет по традиционной схеме капиталистической культур-индустрии. Сначала опубликовали комикс-версию, затем была издана сама книга. Бестселлером она не стала, впрочем, это вряд ли можно считать ее недостатком.

Несмотря на то что роман был написан «не для души, не для будущего и не для литературы, а для того, чтобы читали люди» (Тетрадь VI. Декабрь 1931 — Март 1932. [34]), он был связан не только с литературной ситуацией в СССР начала 1930-х годов, но и с обстоятельствами творческой биографии Гинзбург. Ее знакомые и друзья — Е. Шварц, Н. Олейников, Г. Гуковский — отмечали, что эта книга похожа на автора. «Все герои острят, как ты», — признавался Гинзбург Бухштаб (Тетрадь VIII-2.1932. [ю]). Автор романа добавляет: «Кроме острот, на “Пинкертона” пошла любовь к спорту и англо-американской литературе. Психологические пережитки детских мальчишеских интересов (игра в разбойники между кустами и скалами Малого фонтана). Склонность к романтике, даже к нехитрой романтике, погубившей моего героя, выражающейся словами: ночь, револьвер, поднятый воротник, фонарь, развязка» (Тетрадь VIII-2. 1932. [на]). Помимо присущего автору остроумия и увлечения авантюрной романтикой в детские годы, проведенные в Одессе, первые читатели «Агентства Пинкертона» видели в нем недостатки, обуслов-ленные литературными вкусами Гинзбург. Так, например, Шварц и Гуковский считали, что приключенческому роману противопоказаны длинные описания и интеллектуализм, которыми грешит ее первая книга (Тетрадь VII. Январь — август 1932. [20]; Тетрадь VIII-2.1932. [ю]).

Между тем, гораздо более существенны были другие личные обстоятельства, в которых шла работа над «Агентством Пинкертона». Этот текст был не только попыткой выполнения «социального заказа» в годы первой пятилетки. Он был и способом самоопределения Гинзбург в ситуации тех лет. Она пыталась выбрать профессию, при том что в советском идеологизированном обществе этот выбор был сопряжен с компромиссами, а иногда и с отказом от личных предпочтений. Необходимость компромиссов стала очевидна еще в середине 1920-х, о чем размышлял, например, Виктор Шкловский в «Третьей фабрике» (1926). Его ученица, взявшись за роман «не для души», хотела определить для себя некоторые принципы уместной в годы трудового энтузиазма и приемлемой для нее профессиональной этики. Любопытно, что книга была посвящена ее давней приятельнице актрисе Рине Зеленой. Они были знакомы еще по одесской театральной студии «Крот», где в начале 1920-х годов играли в шуточных спектаклях и участвовали в музыкальных представлениях (Савицкий 2007). В начале 1930-х Р. Зеленая стала для Гинзбург воплощением дурной богемности: «Р<ина> человек совершенно богемный, т. е. неспособный к накопленью. Она в жизни много брала и приобретала, ничего не умея удержать. Это не от расточительности — отнюдь. Это оттого, что ценности задерживаются в некоторой идеологической среде или в некоторой плотности опыта. У Р<ины> работа, люди, книги и вещи проходят без всякого следа. Элементы бытия лишены той взаимосвязности и непрерывности, которые составляют сущность человеческого самосознания. Она не способна к эволюции. Я знаю ее одиннадцать лет, и за одиннадцать лет у нее ничего не прибавилось. <…> Все-таки богему я ненавижу! Она не приобретает и не растет. Богема — длительная растрата первоначальной ценности жизни. Богема простительна только в молодости. Впереди у богемы нет ничего, кроме старости» (Тетрадь VII. Январь — август 1932. [58]).

Богемность здесь критикуется не как форма беспечного существования, которая могла бы показаться неуместной в начале 1930-х годов. Для Гинзбург это такой тип поверхностной жизни, в котором человек пренебрегает экзистенциальным опытом, лишает себя возможности социально-психологического развития. Именно эта неполнота опыта в первую очередь вызывает отторжение Гинзбург. Для нее богемность так же не актуальна, как не актуальны в разгар интенсивной советизации символистские и футуристские идеи и представления о реальности и литературе. В начале 1930-х она считает, что новая жизнь исключает модернистский индивидуализм и предполагает работу с социально-психологическим опытом. «Агентство Пинкертона» было первой попыткой адаптироваться к советскому обществу, чему сопутствовало критическое переосмысление дореволюционной культуры.

Между тем, издание романа оказалось сопряжено с трудностями. После того, как 8 декабря 1931 года Гинзбург представила текст в редакцию «Молодой гвардии» (Тетрадь VI. Декабрь 1931 — Март 1932. [2]), ей пришлось в течение года ждать положительного решения. Она впервые сталкивается с системой идеологического контроля литературы, и это действует на нее подавляющим образом:

Мы пишем и знаем, что бывают разные случаи: книгу не примут и ничего не заплатят; заплатят аванс и не напечатают; не напечатают — и заплатят все; продержат два с половиной года и напечатают. Во всех случаях, на нас буду кричать и, во всяком случае, радости не будет. Ни в одном из всех возможных случаев не будет ни кусочка радости. Ausgeschlossen!

С того момента, как я сдала рукопись и получила первые намеки на «необходимость серьезной переработки» — мною утрачены все отрадные ощущения: ощущение сделанного дела, ощущение удачи, ощущение открывающихся возможностей. Мне только скучно оттого, что нечего делать, и противно оттого, что люди, не заслуживающие доверия, по-хозяйски роются в словах, которые я написала (Тетрадь VI. Декабрь 1931 — Март 1932. [31–33])·

Издание книги сильно затянулось также из-за того, что ее автор был известен как ученица опальных формалистов. Гинзбург писала с горькой иронией: «<…> моя книга идеологически вы-держана. Но это компенсируется моей фамилией» (Тетрадь VII. Январь — август 1932. [15]).

Роман прошел несколько стадий редактуры, переработок, согласований и одобрений. Казалось, что осенью он может быть напечатан, но в конце октября 1932 года в издательстве «Молодая гвардия» сменилось начальство: «Новый заведующий Осинов-ский зарезал “Пинкертона”, сверстанного и подписанного редактором к печати» (Тетрадь VIII-2. 1932. [24]). В записных книжках Гинзбург есть отрывок ее разговора об Осиновском с Корнеем Чуковским:

— Лидия Яковлевна, знаете ли вы, что говорил Христос, до скольких раз надо прощать врагам?.. До семидежды семи.

— Корней Иванович, разрешите контрцитату. Гейне говорил, что действительно надо прощать врагам, но не раньше, чем они повешены (там же. [25]).

Новый заведующий редакцией решил, что необходима дополнительная идеологическая экспертиза: «“Пинкертон” вступил в новую фазу. Его читает политредактор, и, по имеющимся сведениям, он внушает политредактору сомненья. Если когда-либо люди кровью писали книги, — то сейчас они печатают книги кровью сердца» (там же. [27]).

10 ноября 1932 года Гинзбург встречается с политредактором:

— Товарищ Краснов, меня интересует судьба книги, которая находится у вас — «Агентство Пинкертона».

Он посмотрел на меня внимательно.

— Это ваша книга?

— Да.

— Лично ваша книга?

— Да.

— В таком случае я не могу с вами разговаривать.

— ?

— Мы с авторами не разговариваем. (Пауза). Мы разговариваем только с редакторами.

11-го, после переговоров с Желдиным, политредактор подписал «Пинкертона» (там же. [37]).

Но на этом мытарства не закончились. Через неделю печать книги в типографии была приостановлена: «Политконтроль 06-лита остановил печатанье “Пинкертона”. Его вытащили из машины. За полтора месяца это третье запрещенье» (Тетрадь VIII.

1931–1933· [п])·

Роман вышел в свет в начале 1933 года. В середине февраля тираж, распространенный по книжным магазинам, чуть было не был изъят: «Сегодня мне сообщили в Дюдке [ДДК — Дом детской книги]: “Пинкертон”, поступивший в продажу и в значительной мере распроданный, задержан вчера телефонограммой из Книгоцентра» (Тетрадь 18.02.1933–1939. [і]).

В конце концов идеологические проверки прекратились, и книга нашла своего читателя. Об абсурдной истории публикации романа хорошо знали друзья Гинзбург, которым она читала отрывки из «Записных книжек», в том числе и выдержки из хроники издания: «Шварц сказал: “Хорошо, что у вас в «Записных книжках» проходит судьба «Пинкертона». «Пинкертона» то запрещают, то разрешают — попеременно. Создается сюжетный интерес”» (там же). Растянувшаяся почти на год подготовка книги к печати была совершенно абсурдна, при том что целью ее автора было создать текст, соответствующий требованиям советской литературы. В эти годы советский литературный канон еще не сложился, и сложно было понять, что именно является актуальным официальным стилем. Во время прохождения романа по издательским инстанциям был разгромлен РАПП, оппонент ЛЕФа и формалистов, претендовавший на то, чтобы быть истеблишментом и выразителем идеологии власти. Вслед за этим партия объявила о создании социалистического реализма. «Агентство Пинкертона» плохо вписывалось в эту постоянно менявшуюся ситуацию.